Абсолютно все, что происходило в музыке, дирижер не просто передавал жестом – он вытанцовывал, взывал, комиковал, грозил. Оттенков в его движении было столько же, сколько нюансов в моцартовской партитуре, – это был театр, но не одного актера, поскольку оркестранты также были вовлечены в эту игру.

Те, кто следят за творчеством Курентзиса, знают, что он не собирает программы, исходя из внешней логики: старое-новое, монография, контрастность, хронология и т.п. Его программы завязаны другими нитями, точнее, иной драматургией, приближающей к тайне творчества, к тому, по сути, мистическому слою, где рождаются образы, где, выражаясь его собственным языком, ангелы ходят по невидимому городу и заглядывают в души людей.